Кизильташ – монастырь недалеко от Кара-Дага.
Какомира – бедняжки, несчастненькие.
Ис тин Полин – в столицу.
Христос анести ек некрон – Христос воскресе из мертвых.
Капитани Яни лежит у костра, смотрит на гору.
– Как камбала, капитани Яни?
– А, чатра-патра… Плохо, неплохо! Куда идешь?
– В Кара-Даг. Там, говорят, в сегодняшнюю ночь слышен звон.
– Энас нэ аллос охи. Один слышит, другой – нет.
– Откуда звон? Из Кизильташа?
Капитани Яни отворачивается, что-то шепчет.
– Оттуда, – показывает он на море. – Может быть, даже из Стамбула.
Мы некоторое время молчим, и я смотрю на Кара-Даг. Отвесными спадами и пропастями надвинулся Кара-Даг на берег моря, точно хотел задавить его своею громадой и засыпать тысячью подводных скал и камней.
Как разъярённая, бросается волна к подножью горного великана, белой пеной вздымается на прибрежные скалы и в бессилии проникнуть в жилище земли сбегает в морские пучины.
Капитани Яни подбрасывает в костёр сушняку и крутит папироску.
Я ложусь на песок рядом с ним.
– А ты сам слышал?
– Когда слышал, когда нет.
Темнеет. Чёрной дымкой подернулся Отузский залив; чёрной мантией укрывает Кара-Даг глубины своих пропастей.
Капитани Яни медленно говорит, вставляя в речь греческие слова, и я слушаю под шум прибоя рассказ старого рыбака.
Слушаю о том, как под Кара-Дагом был некогда город, и в залив входили большие корабли из далёких стран.
– Хроня, хроня! Как бежит время.
И как там, где ползет жёлтый шиповник, был прежде монастырь.
Бедный монастырь; такой бедный, что не на что было купить колоколов.
– Какомири! Какомири! Бедняки были.
Тогда в Судаке жил Стефан.
– Агиос Стефанос.
И просили монахи святого Стефана помочь им, но был беден Стефан и не мог помочь.
Был беден, но смел, не боялся сказать правду даже знатным и богатым.
Не любили его за это царь и правители и вызвали на суд в ис тин Полин, в Стамбул.
В самую пасхальную ночь увозили его на корабле. Плыл корабль мимо Кара-Дага, и вспомнил святой Стефан монахов. Вспомнил и стал благословлять монастырь.
А в монастырь к заутрени прибыл из города Анастас астимос, Анастас правитель. Знали и боялись Анастаса на сто верст кругом,
– Фоверос антропос! Никому не давал пощады.
В те времена в стране был обычай – кто под Пасху оставался в тюрьме, того отпускали на свободу.
Не хотел Анастас исполнить обычай, велел потуже набить колодки заключенным.
– Ти антропос! Вот был человек!
Узнал об этом игумен и не велел начинать службы.
– Ти трехи? В чем дело? – спрашивал Анастас монахов.
Боялись монахи сказать, но все же сказали.
– Ох, строгий игумен. Не начнет, если сказал. Отпусти людей из тюрьмы.
Вскипел гневом Анастас, схватился за меч.
– Не идет в церковь, так сам пойду за ним.
Выше церкви было кладбище. Еще теперь можно найти могилы. Только подошел астимос к кладбищу – зашевелились могильные плиты. Отшатнулся Анастас, опустил меч; отнялись у него ноги; не мог идти дальше.
– Анастаси каме! Анастас, сделай, – сказал чей-то голос.
Может быть, было не так, но так говорят.
– Пиос ксеври! Кто знает!
Подошел к Анастасу игумен, упал пред ним Анастас, обещал сделать по обычаю.
Открыл игумен церковную дверь и запели монахи.
– Христос анести ек некрон.
Дошел голос их до Стефана и ответил он:
– Алифос анести! Воистину воскресе!
Но не услышали монахи, а по молитве святого донёсся до них откуда-то перезвон колоколов.
– Тамва! Чудо случилось! – и объяснил игумен людям это чудо.
С тех пор, сколько ни прошло лет, всегда в ночь на Пасху слышен в Кара-Даге Стефанов звон.
Точно издалека приходит, точно вдаль уходит.
* * *
Догорел костер; замолчал старый рыбак.
Должно быть, пришла полночь. Сейчас зазвонят.
Прислушался капитани Яни.
– Акус? – ты слышишь?
И мне показалось, что слышу.
Комментарии:
Отзывы: